Голос, покоривший мир

Граф Альмавива

От его «тлеющей» манеры исполнения в «Женитьбе Фигаро» веет таким жаром сексуальности, что женщинам не рекомендуется садиться на первые ряды, чтобы не обжечься. Он великолепно поёт. Одним словом, Хворостовский – лучший Граф, которого я когда-либо видел.

Financial Times

В декабре 1997 и январе 1998 года Дмитрий Хворостовский принял участие в постановке «Свадьбы Фигаро» в Ковент-Гарден.

«Мне кажется, эта постановка должна была бы называться «Безумный день графа Альмавива». Опера ставилась как бы «на меня», что и предрешило ее необычный результат: впервые граф стал чуть ли не центральным персонажем интриги. Мне это было интересно, ведь за спиной у меня опыт зальцбургской постановки 1995/96 года, который научил меня многому. В том числе и гибкой реакции в очень непростых условиях. В Зальцбурге с нами работал режиссер (не буду называть его имени), для которого певцы были пешками в его собственной игре, при том что состав был незаурядный. По сравнению с нынешней постановкой ту роль я сделал ценой необычайных жертв. А вот нынешняя постановка, я бы сказал, симпатичнее. По сути, она камерная: вся сценография, выдержанная в бело-черных тонах, выглядит аскетично. Моей супруге, которая в этом понимает, некоторые решения казались даже остроумными. Я же был настроен более критично. На сцене — кровать и знаменитое кресло, где прячутся Керубино и граф, вот и все. Минимальные средства оставляли нас, певцов, абсолютно неприкрытыми. В принципе мне это не мешало. Хуже было то, что премьера шла не в основном здании «Ковент-Гарден» (оно сейчас на ремонте), а в Шэфстбери-театре, акустика которого, как во всех драматических театрах, традиционно усредненная: что шептать, что орать — эффект будет одинаковым. Так что кроме минималистской сценографии еще и сухая акустика рождала ощущение, что мы голенькие», — рассказывал артист после премьеры.

Вы не можете скопировать содержимое этой страницы